Слово 13. Об унынии
1) И сие, то есть уныние, как предварительно сказали уже мы, бывает нередко одною из ветвей и первым исчадием многоглаголания; почему и назначаем ему приличное звено в этой негодной цепи.
2) Уныние есть изнеможение души, расслабление ума, нерадение о подвижничестве, ненависть к данному обету. Оно ублажает мирян, клевещет на Бога, будто Он не милосерд и не человеколюбив. Оно не имеет сил к псалмопению, немощно для молитвы, в услужении как железное, в рукоделии нелениво, в послушании не благоискусно.
3) Кто живет в подчинении, тот не знаком с унынием, посредством чувственного преуспевая в мысленном.
4) Общежитие противоборствует унынию; а безмолвнику – всегдашний оно служитель; до самой смерти не отступит от него, и до кончины его ежедневно борется с ним. Увидев келью отшельника, оно улыбается, и подойдя к нему, по близости ставит свою кущу.
5) Врач посещает больных утром; а уныние – подвижников около полудня.
6) Уныние – предлог к странноприимству; оно внушает с помощью рукоделий творить милостыни, убеждает усердно посещать больных, напоминая слова Сказавшего: болен бех, и приидосте ко Мне (Мф.23:36); внушает идти к упадшим в духе и к малодушным, и хотя само малодушно, советует утешать малодушных.
7) Ставшим на молитву напоминает о нужных делах, и употребляет все средства это неразумное уныние, чтобы каким-нибудь благовидным предлогом отвлечь нас от молитвы.
8) В третьем часу демон уныния производит озноб, боль в голове, а прежде еще резь в желудке; при наступлении девятого часа больной собирается с силами; а когда предложена трапеза, – вскакивает с постели. Но пришел час молитвы, – опять в теле тягость; стал на молитву, – сон овладевает им, и от неблаговременной зевоты оборвал он стих на половине.
9) Каждая из прочих страстей приводится в бездействие одною какою-нибудь добродетелью; уныние же монаху – все поражающая смерть.
10) Мужественная душа воскрешает умершую мысль; а уныние и леность расточают все её богатство. Поскольку уныние есть, один из осьми главных грехов, и притом самый тяжкий; то на ряду с прочими, как с теми, так и с ним поступим; разве присовокупим только следующее:
11) Когда нет псалмопепия; тогда и не является уныние; и по совершении правила глаза уже не смежаются.
12) Во время уныния обнаруживаются усильные подвижники; ибо ничто не уготовляет так монаху венцов, как борьба с унынием.
13) Наблюдай, и найдешь, что если стоишь на ногах, – уныние борется с тобой; если сидишь, – признает лучшим для тебя опрокинуться назад, и убеждает прислониться к стене кельи, заставляя стучать и топать ногами.
14) Кто плачет о себе, тот не знает уныния.
15) Да будет же и этот мучитель связан памятованием грехопадений; будем наносить ему удары рукоделием, представлением будущих благ; привлекши и представив его на суд, сделаем ему допрос по надлежащему.
16) Скажи, наконец, нерадивый и расслабленный, кто на беду породил тебя? Кто твои исчадия? Кто твои неприятели? И кто твой истребитель? И уныние отвечает: «у истинных делателей послушания негде мне и главу приклонить; а если нахожу себе место у кого из пребывающих на безмолвии, то живу с ними вместе. Зватаев моих много; таковы: иногда душевная бесчувственность, иногда забвение горнего, а иногда и чрезмерность трудов. Исчадия мои – со мною совершаемые перехождения с места на место, преслушание отца духовного, не памятование суда, а иногда и оставление обета. А противники мои, которыми теперь я связана, это – псалмопение и рукоделие. Враг мой – мысль о смерти; умерщвляет же меня молитва с твердою надеждою будущих благ. А кто родил молитву, – спросите о том ее».
Вот тринадцатая победа. Кто действительно одержал ее, тот стал благоискусен во всем добром.