Правило 8
Поднявший в гневе секиру на свою жену – убийца. Но прекрасно и достойно твоего благоразумия, что ты напомнил мне о том, что нужно сказать об этом подробнее, так как между преднамеренным и непреднамеренным много различий. Ведь если кто-либо, бросая камень в собаку или дерево, случайно попал в человека, то он сделал это совершенно непреднамеренно и мысль его была далека от этого. Его целью было прогнать зверя или сбить с дерева плод, однако волею обстоятельств под удар попал случайный прохожий, поэтому произошедшее – непреднамеренно. Непреднамеренно и то, если человек с целью вразумления, без жестокости будет бить другого ремнем или посохом, а тот умрет. Ведь здесь принимается во внимание намерение: человек хотел исправить согрешающего, а не убить.
Подобным образом к непреднамеренному причисляется и тот случай, когда кто-либо, защищаясь в драке, нещадно ударит палкой или рукой по жизненно важным органам, чтобы причинить противнику боль, а не чтобы вовсе убить его. Однако это уже приближается к преднамеренному убийству: явно, что прибегнувший к такому средству для защиты или нанесший неосмотрительный удар не щадит человека потому, что сам объят страстью. К непреднамеренному убийству причисляется также и то, когда кто-либо нанес удар тяжелой палкой или камнем больше, чем по силам человеку, однако имел в мыслях одно, а сделал другое: в гневе нанес столь сильный удар, что получивший его умер, хотя у первого было намерение, может быть, ранить, а не совершенно умертвить.
Но взявший меч или нечто подобное не имеет никакого извинения, а тем более – метнувший секиру. Ведь он ударил не рукой, так чтобы сила удара зависела от него, а нанес рану так, что тяжесть железного оружия, его острота и бросок с дальнего расстояния неизбежно сделали удар гибельным. Также совершенно преднамеренно – и тут нет никакого сомнения – такое убийство, как у разбойников или при вражеских набегах. Разбойники убивают из-за денег, избавляясь от улик. А на войне убивают, намереваясь не устрашить, не вразумить, но очевидным образом уничтожить противников. Кроме того, если некто приготовил магическое снадобье с другой целью, но умертвил им человека, – это мы причисляем к преднамеренному убийству. Например, женщины часто пытаются привлечь к себе мужчин магическими заговорами и узлами, а также дают им снадобья, помрачающие рассудок. Такие убийцы, пусть даже они, замышляя одно, сделали другое, причисляются к вольным убийцам за свое колдовское и запрещенное дело. И те женщины, которые дают средства, вызывающие выкидыш, – тоже убийцы, как и те, которые принимают отравы, убивающие плод.
Толкования
Зонара. Святый был спрошен о вольных и невольных убийцах и сначала высказал свое мнение, что бросивший секиру и поразивший ею свою жену есть вольный убийца, а равно и тот, кто употребит какое-либо оружие против кого-нибудь. Потом делает различие между вольными и невольными убийцами: кто бросит камнем в животное, или на дерево, а поразит человека, случайно тут проходившего, или кто ударит кого-нибудь ремнем или легким жезлом для вразумления, а получивший удар умрет, того называет несомненно невольным убийцею; а кто в ссоре неосторожно ударит кого-нибудь тяжелым жезлом, или рукою в опасное место, тот хотя бы и не имел намерения убить пораженного, а только причинить боль и защититься, приближается, по словам отца, к совершающему вольное убийство, если получивший удар умрет; а кто употребит против кого-нибудь тяжелое дерево или большой камень и убьет, того признает невольным убийцею; но употребившего какое-либо оружие, также разбойников и тех, кто делает вооруженное нападение с целью грабежа имущества, считает вольными убийцами. Сюда же причисляет и тех, которые дают кому-нибудь зелья, хотя бы приготовивший зелье и не имел намерения уморить (пьющего), а желал привлечь его в любовь к себе, между тем выпитое причинило смерть тому, кто выпил, или расстроило его ум, сделав его помешанным. Убийцами же называют и дающих зелья для истребления плода в утробе и тех, кто принимает их, как об этом сказано уже во 2-м правиле.
Синопсис. Употребивший против жены секиру – убийца. Кто, пустив камнем в собаку, попал в человека – невольный убийца; также и наказывающий ремнем и лозою. А кто в драке даст удар в опасное место деревом или рукою, близок к вольному убийце. Кто употребит меч, или что-нибудь подобное, несомненно, вольный. Также разбойник, грабитель и кто с какою бы то ни было целью дает зелье, если умертвит, вольный; равным образом – и дающие врачество для умерщвления плода в утробе и принимающия.
Аристен. Из убийств одни суть вольные, другие невольные, а третьи близки к вольному; ибо кто бросил секиру в кого-нибудь и убил его, или кто употребил меч для умерщвления, также разбойники и вооруженные враги, (ибо первые умерщвляют из-за денег, а последние нападают прямо с целью истребить своих противников) признаются вольными убийцами; точно также и дающие врачества для истребления зачатого в утробе плода и принимающие оныя, а равно и те, которые, желая привлечь кого-нибудь в любовь к себе, приготовляют питье с зельем, производящее помрачение мыслей, если умертвят принявшего, считаются совершившими вольное убийство. А кто бросит камнем в собаку или в дерево, с целью защититься от животного или сбить плод, и не намеренно убьет человека, или ударит кого-нибудь плетью или лозой с целью наказать его за проступок и умертвит, тот причисляется к невольным убийцам. Наконец, кто в драке нещадно нанесет кому-нибудь удар деревом или рукою в опасное место и умертвит его, тот близок к вольному убийце, ибо хотя он сделал это, защищаясь от противника, чтобы только причинить ему боль, а не поразить его на смерть; но так как он очевидно был побежден страстию гнева и потому так нещадно нанес человеку удар тяжелым деревом, то таковое деяние и не может быть признано совершенно невольным.
Вальсамон. Быв спрошен: убийца ли тот, кто бросил секиру на свою жену и поразил ее на смерть, святый отец отвечал, что таковый есть вольный убийца. Затем установляет различие между вольными и невольными убийствами и называет невольным убийцею того, кто бросит камнем в зверя или дерево, а поразит случайно проходящего тут человека, также кто ремнем или легким жезлом ударит кого-нибудь для вразумления, если получивший удар умрет. Но кто в ссоре ударит кого-нибудь тяжелым жезлом или неосторожно поразит рукою, хотя бы не имел намерения убить получившего удар, а только причинить ему боль и защититься, тот, говорит (святый отец), приближается к вольному убийце, если пораженный умрет. Невольным убийцею называет и того, кто употребит против кого-нибудь тяжелое дерево или большой камень, и убьет – не имея при этом намерения совершить убийство. Но кто употребит какое бы то ни было оружие против неприятелей или разбойников, того признает вольным убийцею, а равно и тех, кто дает зловредные лекарства или зелья, производящие изгнание плода. Таково правило. Но ты прочти еще 26-ю главу 9-го титула настоящего собрания и что там написано об убийцах; прочти также и 2-е правило сего святаго (отца). Не мало говорится об убийцах и зельях и в 39-м титуле 60-й книги (Василик): прочти и это. А так как 2-е положение того же титула и книги говорит буквально следующее: «имевший намерение убить, хотя бы и не убил, а только ранил, – убийца; и не желавший убить, если убьет, не есть убийца, намерение же узнается по орудию, которым нанесен удар», – то скажет кто-нибудь, что настоящее правило (святаго отца) противоречит этой главе, если определяет, что бросивший камнем в собаку или в дерево, и случайно умертвивший человека, подлежит обвинению в невольном убийстве. На это мы отвечаем, что сказанный закон, говоря о вольном убийце, не называет вольным убийцею того, кто убьет неумышленно, но признает такового невольным, как определяет и настоящее правило. Наказание же такому убийце назначается по предпоследнему положению 16-й главы 51-го титула 60-й книги и по 5-й главе 39-го титула той же книги (Василик), где сказано, что и тот, кто совершит убийство вследствие нанесенного ему оскорбления подвергается 5-летней ссылке. Так согласи главу закона и (настоящее) правило. Заметь еще из правила и закона, что невольный убийца осуждается только за совершение, то есть за факт убийства, а вольный – за одно намерение; ибо он, хотя бы и не убил, наказывается как убийца за самый умысел, так как и 12-я глава указанного 39-го титула говорит, что нет никакого различия между убийством и приготовлением способов к убийству. Что же касается до наказания вольных убийц, то оно определяется в предпоследнем положении 3-й главы 39-го титула (Василик), где сказано: «наказание за человекоубийство: знатным – ссылка и конфискация всего имущества; а простым – предание мечу и зверям». Относительно вольных убийц издана в месяце апреле 14-го индикта (1166 года) новелла боговенчанного, могущественного и святаго нашего самодержца Мануила Комнина, которую имей также в памяти; после вступления, она говорит следующее: «Повелеваем всем судьям в областях, воинским силам, какия там находятся, и начальникам их, где только совершится вольное убийство и кто-бы ни дерзнул на чью либо жизнь, немедленно всем приступать к поимке убийцы и отсылать его связанным пред очи царя, или, в случае отсутствия его, к епарху богохранимого великого града, чтобы заключить его в общественную тюрьму и подвергнуть телесным, имущественным и другим наказаниям, согласно с законами и по силе предписаний новелл; причем все должны знать, что если окажется, что кто-нибудь мог задержать убийцу, но не сделал сего, то он имеет быть подвергнут такому же суду, как если бы злоумышлял против царя. А если кто (виновный в убийстве) успеет скрыться и прибегнуть к святейшей великой Божией церкви, то после того как совершатся над ним церковные епитимии, как предписано в законе, державный, если он присутствует в царствующем граде, определяет ему ссылку в какую-либо область, по своему усмотрению, с тем, чтобы он оставался там на всю жизнь и не возвращался в то место, где совершил злодеяние убийства. Если же царь будет в отлучке, то (убийца) должен быть сослан эпархом в какую-либо из наиболее отдаленных областей и там окончить время своей жизни. Но если совершит убийство не только добровольно, но и по обдуманному плану, то не должен быть принуждаем к принятию (монашеского) пострижения, как требовалось вышеупомянутою царскою новеллою (Разумеется новелла императора Константина Порфирородного, упомянутая в предисловии настоящей новеллы и действительно содержавшая в себе предписание о том, чтобы вольные убийцы, если они успеют воспользоваться правом прибежища к церкви, были постригаемы на месте ссылки в монашество). Ибо если и добровольно ищущий пострижения, по точному смыслу канонических предписаний, не тотчас допускается к этому, но в продолжении достаточного времени испытывается в твердости или слабости своих мыслей и лишь после того, когда окажется, что он неуклонно следует своему изначальному расположению и деятельно приготовляет себя к монашеской жизни и умерщвлению плоти, предоставляется ему исполнение благого дела через принятие в монашеское общество и состояние: то каким образом не будет неразумно и не противно духовным законам постригать кого-либо принудительно, и притом убийцу, которого до такой степени оставил Бог, что он даже осквернил свои руки братнею кровию? Ибо нужно опасаться, чтобы он, вступив в ангельскую жизнь не по добровольному расположению и приняв ее по неволе, не обратил страшного образа в предмет посмеяния, так как легкомысленные люди, впадая в состояние безумия, способны бывают отважится на самые худые и гнусные дела. Итак, мое царство полагает закон, чтобы тот, кто совершит вольное умышленное убийство, вместо пострижения, во все время своей жизни содержался в темнице, и никогда не был выпускаем из нея, даже в силу особого царского распоряжения, если бы таковое последовало по забвению; с имуществом же их должно быть поступаемо так, как повелел вышеупомянутый император. А поскольку убийцы по большей части совершают убийство с обдуманным планом и предусмотрительно, потом, приходя к святейшей Божией церкви, делают признание не так, как совершено было ими убийство, но для своей пользы скрывают истину, то мое царство повелевает, чтобы святейший патриарх того времени с угрозою епитимии писал к местному архиерею и подчиненному ему клиру, а также и к окружному судье, и постановлял свое решение согласно с тем, что узнает из ответа их о совершении убийства; и если кто убивал с умыслом, то несмотря на его ложное признание, он не должен понести не те наказания и епитимии, какие следуют совершившему преступление случайно и по неосмотрительности. А если кто-либо из убийц, прибегнувших к святейшей великой Божией церкви и осужденных или на вечное изгнание, или на узы и пожизненное заключение в темнице, окажется свободно разгуливающим там, где совершил убийство, то местный сыщик должен отослать его в оковах к моему царству, а имущество, какое тогда найдется у него, должно поступить в пользу этого сыщика и того лица, которое откроет убийцу, будучи разделено между ними поровну. И находящиеся в святейшей великой церкви судьи по таким делам непременно должны заботиться наказывать преступления убийства с надлежащею каноническою строгостию: сроков (епитимии) не сокращать, по своему усмотрению, и не оказывать человеколюбия более должного там, где не нужно. Копии с настоящего постановления моего царства, за подписью председательствующих в судах, должны быть разосланы и положены в местных церквах, чтобы все имели сведение о том, что определено, и согласно с этим поступали. Если впрочем, совершивший вольное, умышленное убийство станет искать пострижения, то он должен быть причисляем к монахам не без испытания, но с особенною строгостию и осмотрительностию, так чтобы, согласно с каноническими постановлениями, испытание совершалось в течение достаточного времени; а в монастыре и против воли он должен оставаться во все время своей жизни, никогда не получая разрешения выходить их него; монастырь же, конечно, должен находиться в другой области, а не на той земле, которая бедственно разверзлась, чтобы принять кровь убитого».
Славянская кормчая. Иже на жену секиру взем, вольный убийца есть. Невольный же убийца, иже камень верг на пса, и в человека улучит: и наказания деля ременем, и прутом бив, и сей невольный убийца; а иже разгневався, древом или рукою ударит кого в смертное место и убиет, близ есть вольного убийства. Иже меч изем или нож, ударит кого, сей отнюдь вольный убийца есть. И разбойник убо и супостат, и за иную вину дав отраву, аще уморит, вольный убийца есть. И детогубное зелье дающия и взимающия жены, вольныя убийцы суть.
Толкование. Убийства убо суть ово вольная, а другая невольная, инаже близ вольных. Аще убо кто вержет сечиво на кого и убиет того, и иже меч изем, или нож изем убив кого: и разбойницы, и супостати, иже ово убо богатства ради убивают, ови же яве убити хотят, противящиеся им, тии убо вси волнии убийцы нарицаются, понеже волею убивают: тако же и жены, дающия детогубная зелия, яко да уморят младенцы, сущия в чреве, и дающии, и вземлющии, волею убивают, и яко убийцы суд приемлют; тако же хотящи, да быша от некоего мужа любимы были, и смесившее таковое зелие, и то давшее ему пити, и омрачение творяще уму его, и аще умрет от зелия того, и се вольное убийство вменяется. Аще же камень на пса или древо, хотя возбранити ему от себе, и погрешив пса, и ударит человека, и от того умет, невольное убийство есть; или плод некак хотя от древа урезати, якоже се грушу или яблоко, или ино что от таковых, и погрешив древо, ударит человека, и от того умрет, и сей в невольных убийцах вменяется. Аще же раскоторався и в гневе древом, или рукою рану некому нанес нещадно в смертное место, и, убив его, близ есть вольного убийства: аще бо и не хотя убити каторающагося с ним и се сотвори, но яко озлобити его хотя, и не отнюдь убити его: но убо является и страстию одержим быв, и того ради нещадно нанес рану на человека древом тяжким его убив, несть се отнюдь невольное убийство, но близ вольного.