Правило 4

Лукавый разными способами старался покрыть позором досточтимый монашеский образ и воспользовался для этого временем предшествующей ереси. Монашествующие, оставляя свои монастыри из-за ереси, переходили одни в иные монастыри, а другие – в жилища мирских людей. Но то, что побуждало считать монашествующих блаженными, поскольку совершалось тогда ради благочестия, теперь, превратившись в неразумный обычай, делает поступающих так достойными осмеяния. Ведь хотя ныне благочестие распространилось повсюду и Церковь избавлена от соблазнов, но некоторые еще и теперь, уходя из собственных монастырей и, словно неудержимый поток, разливаясь и растекаясь тут и там, наполняют монастыри многими беспорядками, приносят в них вместе с собой (συνεισκωμάζουσι) многое бесчиние, разрушают и уничтожают святость послушания. Однако, пресекая непостоянство их стремлений и непослушание, святой Собор постановил: если какой-либо монах, убежав из своего монастыря, перейдет в другой монастырь или поселится в мирском жилище, то и сам он, и принявший его должны быть отлучены до тех пор, пока бежавший не возвратится в тот монастырь, из которого он злонамеренно вышел. Если же епископ пожелает тех из монахов, о которых засвидетельствовано, что они отличаются благочестием и святостью жизни, переместить в другой монастырь ради его благоустроения или сочтет нужным поместить их в мирском доме ради спасения живущих в нем, или благоволит назначить им другое место, это не делает виновными ни принимающих их, ни самих монахов.

 

Зонара. Во времена господства ереси иконоборцев все поклонники честных икон были отыскиваемы и наказываемы, в особенности – монахи. Посему, оставляя свои монастыри, они или удалялись в другие обители, где были скрываемы, или переселялись в мирские жилища. Но, говорят отцы собора, что тогда делало (монахов) достойными ублажения, так как совершалось благословно и благовременно, то, обратившись в нелепый обычай, являет таковых достойными посмеяния. Ибо несмотря на то, что буря ереси миновала и благочестие получило дерзновение, они по прежнему удаляются из своих обителей, уклоняются туда и сюда и как бы некий неудержимый поток переливаются и наполняют монастыри великим неблагообразием. Ибо благообразие обителей состоит в том, когда питомцы их проводят жизнь в тишине и остаются в них, а не переменяют беспрестанно своих мест. Напротив (блуждающие) вносят с собою великий беспорядок (σννεισ κωμάζουσι). Правило воспользовалось речением κωμάζειν, дабы показать, что беспорядок приятен им; ибо κωμάζειν значить – пить вино при звуках флейт, цитры и песен. Как пьющие находят удовольствие в таких звуках, подобным образом, говорят отцы, и блуждающим монахам приятно бесчиние, и они расстраивают и разрушают благолепие послушания. Ибо так как братство есть единое тело, благолепие и похвалу которого составляет послушание, то отторгающиеся от братства разрушают то, чем оно красится, и приносят вред целому телу. Почему, говорят отцы, святый собор определил, чтобы убегающие из своих обителей, перейдут ли они в другие монастыри, или бесчинно вселятся в мирские жилища, и сами и те, кто примет их, да будут подвергнуты отлучению, пока убежавшие не возвратятся в свой монастырь. А если местный епископ признает нужным кого-либо из монахов, свидетельствованного в добродетели, перевести в другую обитель для ея благоустроения и пользы живущих в ней, или заблагорассудит вселить в мирское жилище, или поставить в ином каком-либо месте, то ни монахи, переводимые таким образом, ни те, кто принимает их, не будут повинны отлучению.

Аристен. Если какой-либо монах, убежав из своей обители, поступит в другой монастырь, или поселится в мирском жилище, то он должен быть отлучен и сам, и принявший его, пока не возвратится; а кто епископом будет поставлен где бы то ни было, не виновен.

Вальсамон. Бедствия, причиненные монахам злобою и угнетением иконоборцев, по словам правила, привели досточтимый монашеский образ в поношение. Ибо, угрожаемые еретиками, монашествующие оставляли свои обители: одни переходили в чужие монастыри, а другие поселялись в мирских жилищах. В то время это было извинительно; но потом сделалось предметом общего посмеяния. Ибо и после того, как вследствие торжества православия, страх гонения на христиан прекратился, некоторые из монахов бесстыдно дерзают делать то, что безопасно делалось прежде по нужде. Так они не стыдятся удаляться из мест своего пострижения и проводить жизнь в городах вместе с мирянами, извиняясь тем, что и прежними монахами делалось многое такое. И так как это обличает распущенность монахов и вредит благосостоянию монастырей, то собор определил подвергать отлучению как монаха убежавшего из обители, в которой он принял пострижение, и принятого в другой монастырь, так и игумена, который принял его, пока бежавший монах не возвратится в свою обитель. Все это – в том случае, когда что-нибудь такое сделается без ведома епископа. А если местный епископ признает, что в такой-то, например, обители нет монахов благоговейных и способных своими делами привести и других к спасению, и найдет полезным перевести такого-то монаха из обители, в которой он был пострижен, в другую, или сделать экономами в мирских домах ради спасения живущих в них, или поставить где-нибудь в ином месте, то так и должно быть беспрепятственно: ни монахи, ни принимающие их в таких случаях не подвергаются осуждению. Ввиду этого некоторые возражали, не будет ли тут противоречия предписанию 91-го правила Карфагенского собора, где сказано, что епископ, делающий что-нибудь такое, т. е. принимающий монаха из чужого монастыря и делающий его клириком или игуменом, должен быть отлучен от общения с прочими братьями и довольствоваться общением только своего народа, а монах не должен оставаться ни клириком, ни игуменом? Но, как мне кажется, нет противоречия; ибо то правило наказывает епископа, который принимает какого-либо монаха из чужой области и поставляет его в клир или в игуменство в принадлежащей ему обители, без ведома прежнего его епископа; точно также наказывает и монаха. А настоящее правило дает епископу позволение делать по своему усмотрению перевод монахов в двух принадлежащих ему обителях. Знай также, что во дни святейшего патриарха Луки состоялось синодальное определение относительно того, чтобы без предосуждения были поставляемы на игуменство в монастыри, находящиеся в области патриарха, если в них нет монахов способных к предстоятельству, (монашествующие) в другой обители, принадлежащей к той же области, хотя бы уставами их и запрещалось быть игуменом постриженику чужого монастыря. Не должно казаться тебе странным и то, что определено правилом относительно назначения епископом какого-либо добродетельного подчиненного ему монаха в мирские жилища, или в другое место, для душевного спасения обитателей: ибо священные и божественные правила имеют в виду только душевное спасение людей, и больше ничего. Итак, кто живет, как повелел Бог, тот не потерпит вреда от места, напротив принесет нарочитую пользу живущим с ним. Так почему же и не быть по правилу? Именно по этой причине и сам святейший патриарх Кир-Лука дозволил монаху и священнику господину Макарию Иерусалимлянину постоянно жить с блаженной памяти первопревосходительнейшим логофетом дрома господином Михаилом Агиофеодоритом, состоять вместе с ним в службе и исполнять обязанности секретаря. Итак, заметь, что с епископского дозволения и усмотрения, а тем более – с царского, и монахи и клирики без предосуждения могут исполнять то, что будет им поручено, каково бы ни было это поручение.